Если тот переставал играть или, напротив, увлекался настолько, что начинал «экспериментировать» с «новыми, доселе неслыханными звуковыми эффектами, призванными ошеломить публику», отец набрасывался на него с бранью и приказывал вернуться к гаммам, арпеджио, этюдам и упражнениям по ведению смычка, составляющим основу скрипичной техники. Веселая воркотня детворы — брата, сестер и друзей,— доносившаяся с улицы через открытые окна, не могла разжалобить честолюбивого родителя; его воля была для Никколо тем бременем, от которого нет избавления. И все же не станем слишком переживать за него: у мальчика был крепкий организм, позволивший ему на четвертом году жизни справиться с сильнейшей корью, а на седьмом — со скарлатиной. Скорее всего, он был по-настоящему счастлив лишь в те минуты, когда прижимал подбородком свою скрипочку и ощущал ту легкость, с какой его пальцы и смычок откликаются на малейший нюанс мысли и чувства: ведь для высокоодаренных детей нет большей радости в жизни, чем упражнять свой природный талант.
По утверждению ряда биографов, первым профессиональным учителем Никколо был скромный театральный скрипач Джованни Серветто. Сам Паганини в двух прижизненно опубликованных биографиях не упоминает его имени. Во всяком случае, даже если Антонио и полагал, что мальчик удовлетворится освоением заигранного оперного репертуара под руководством посредственного музыканта, он здорово ошибался: у Никколо были свои соображения, и он настаивал на том, чтобы ему нашли учителя с более богатой фантазией. Это в настоящее время любое агентство по подбору персонала быстро найдет любого учителя, в те времена это было не простым занятием. Вероятно, не кто иной, как Фран-ческо Ньекко, у которого он брал уроки композиции, порекомендовал его отцу платный шестимесячный курс из тридцати уроков у своего собственного учителя Джакомо Косты, первой скрипки Генуи «Талантливый мальчик двенадцати лет, синьор Никколо Паганини, ученик знаменитого профессора скрипки Джакомо Косты, исполнил гармонический концерт, вызвавший всеобщее восхищение»,— сообщала местная газета в заметке о смешанном концерте светской и духовной музыки, состоявшемся в одной из генуэзских церквей 26 мая 1795 года. Можно предположить, что упомянутый «гармонический концерт» представлял собой сочинение одного из общепризнанных классиков, на чьей музыке был воспитан новый учитель Никколо. Коста отличался консерватизмом вкусов: он не выносил новой музыки и тем более той техники, что требовалась для ее исполнения; смычком, по его мнению, следовало водить строго вверх и вниз (если говорить упрощенно), а потому любые попытки «жонглировать» смычком или дергать за струны пальцами левой руки, что нередко позволял себе Никколо, вызывали у него яростный протест. К счастью, он, по-видимому, обладал достаточным чувством юмора и мудростью хорошего педагога, чтобы не загонять своего ученика в слишком жесткие рамки; недаром впоследствии Паганини отзывался о нем как о «добром старом Коста», добавляя с усмешкой, что «не особо стремился перенять у него технику владения смычком».
Если мальчик и пренебрегал советами учителя, причиной тому было не только своеволие одаренного юнца. Примерно в это же время (точная дата не установлена) ему довелось услышать игру юного поляка-эмигранта Августа Дурановского (Огюста Дюрана), совершавшего турне по Италии и, как предполагается, посетившего Геную. Дура-новский усовершенствовал технику сопровождения мелодии, исполняемой смычком на верхних струнах, пиццикато левой рукой на нижних, и новизна и вызывающая сложность этого приема произвели на Никколо неизгладимое впечатление. Оно легло в основу его окончательного представления о том, какой должна быть скрипичная музыка, повлияв на многие из его будущих сочинений и ознаменовав собой завершение периода ученичества у старых мастеров. Чтобы ощутить стилистическую несхожесть музыки барокко с тем, что можно определить как новую романтическую школу, достаточно сравнить любой скрипичный концерт Корелли или Вивальди с аналогичным по жанру опусом Паганини. Первый требует от исполнителя, главным образом, безупречного соблюдения ритма и безотрывного ведения смычка, второй предполагает исключительную беглость пальцев левой руки и своего рода прыгучесть смычка. Об этих отличиях мы подробнее поговорим в дальнейшем, а пока только заметим, что несколько снисходительно звучащий эпитет «добрый старый Коста», которым Паганини позднее наградил своего далеко не пожилого (на момент их совместных занятий) учителя, в его устах вполне обоснован. Между ними существовала стилистическая несовместимость; нельзя укорять профессора за то, что ему не удалось передать свое мастерство ученику, чьи представления о музыкальном стиле в корне отличались от его собственных. По словам Паганини, «его понятия часто казались мне противоестественными». После шести месяцев занятий с Костой вновь встал вопрос о том, кому доверить обучение этого подающего большие надежды подростка. По совету своих коллег, имевших опыт общения с профессорами музыки за пределами Генуи, Антонио решил показать мальчика Алессандро Ролле, директору герцогской капеллы в Парме, расположенной в ста с лишним километрах к северо-востоку от Генуи. Путь туда лежал через горы и в те дни был особенно опасен ввиду военных действий между Францией и Австрией. Принятие такого решения потребовало от Антонио большого мужества: ведь ему предстояло оставить жену и детей и вложить немалую сумму денег в паренька, которым восхищались в Генуе, но которого абсолютно не знали за ее пределами. На такой риск мог пойти только игрок. К счастью, нашелся покровитель — маркиз Джанкарло Ди Негро, который — в лучших традициях своей эпохи — вызвался помочь юному таланту, но, видно, и его щедрот оказалось недостаточно для покрытия расходов, что явствует из следующей концертной афиши:
«В будущую пятницу, 31 июля, состоится концерт в театре Сант-Агостино. Его дает в этот день Никколо Паганини, генуэзец, подросток, уже известный на родине искусным владением скрипкой. Он отправляется в Парму для усовершенствования в своем мастерстве под руководством знаменитого профессора Роллы. Не имея возможности покрыть необходимые для этого расходы, он берет на себя смелость просить своих соотечественников оказать ему помощь в осуществлении задуманного и приглашает посетить концерт, на который возлагает большие надежды».