Беседа состоялась сразу после концерта известного болгарского пианиста в Ленинграде, когда он во второй раз успешно гастролировал в нашей стране. Венцеслав Янков играл сочинения Шопена: четыре мазурки, Фантазию-экспромт, Тарантеллу, Баркаролу. Первый вопрос был задан им: понравилась ли его интерпретация?
Я ответила, что нахожу своеобразие в интонировании мелодии, в самой манере исполнения, с явно ощутимым импровизационным началом, свободными темповыми отклонениями.
Янков поясняет:
—Во французском вкусе, я долго обучался во Франции. Там Шопена исполняют с большой фантазией. Его считают романтиком,
—Вы занимались изучением сочинений Шопена под руководством Маргариты Лонг с 1947 года. Что она показывала? О чем заботилась?
—Фразировка — главное. Место акцентов. Величайшая тщательность акцентировки, определяющая интонацию. Богатство агогики. Умение спеть всю орнаментику, все пассажи. Никакой эстрадной лихости. Гибкость…
Перечисление Янков сводит в четыре решающих тезиса — четыре условия интерпретации Шопена, выдвигавшиеся M Лонг постоянно: 1) естественность агогики; 2) речевая логика акцентов; 3) все должно петь; 4) выразительная орнаментика и диктуемая ею сдержанность темпов.
—Она терпеливо развивала чувство rubato. Требовала, чтобы работа разделялась на два этапа. Сперва мы разучивали сочинение без rubato. В точном, строгом
ритме и темпе. Дисциплина предшествовала свободе.
Потом мы должны были сами искать меру rubato, тщательно, фраза за фразой. Не по тактам — только по фразам. Лонг любила говорить о точной свободе.
Она работала над звукоизвлечением с помощью очень гибких движений, всей рукой. Создавалось впечатление вибрации. Острота не допускалась.
—Видимо, приемы звукоизвлечения, которым учила Лонг при исполнении Шопена и Дебюсси, имели немало общего.
—Несомненно. И там и тут глубокое, «проникающее» прикосновение к клавиатуре, чувствительность пальцевых «подушечек», гибкость кисти. Изящество движений, неотделимое от изящестйа фразировки.
—Интерпретация Корто принципиально отличалась от интерпретации Лонг.
—Корто был оригинальным, смелым, я бы сказал, современным художником. Его понимание трудно свести к аксиомам. У Корто есть много аспектов Шопена. Подражать Корто невозможно. Лонг ценила Корто. Но отношения их были сложными.
—Это не мешало Самсону Франсуа обучаться и у Корто и у «Лонг.
—Франсуа многое воспринял от Корто и освежил собственной оригинальной фантазией. Франсуа — лучший французский шопенист.
—Другие французские пианисты также постоянно изучают Шопена?
—Главным образом ученики Корто и Лонг. Назову Тьерри де Брюнгофа, ученика Корто, и Эрика Айцика. У Корто совершенствовалась Ренэ Жианоли. Отличный молодой интерпретатор Шопена Жильбер был последним учеником Лонг.
—Она преподавала до 90 лет?
—Да, не представляла жизни без педагогики. Хороший ученик увлекал ее, и она молодела на уроках.
—Какова сейчас судьба школы, организованной Лонг?
—Смерть Лонг сказывается. Из педагогов старшего поколения там, кажется, остался лишь Марсель Чиампи. Остальные — в консерватории: Жан Дуайен, Люсьен Декав, Пьер Сенкан, Владо Перлемутер, Лелия Гусо, Жан Мари Даре, в минувшем году начала преподавать Моника Аз.
—А конкурсы имени Лонг? Выявили ли они новое, интересное в современной трактовке Шопена? Ведь сочинения Шопена широко представлены в их программах.
—И всегда являются камнем преткновения для молодых пианистов. Шопен сразу «разоблачает» все отрицательное, что есть в музыканте. Новое в интерпретации я не заметил. И не только на конкурсе 1967 года. Мне довелось быть членом жюри на пяти послевоенных конкурсах имени М. Лонг. Играют сочинения Шопена правильно, чтобы ничего не упустить. Скучно играют. Her захватывающего волнения. Нет величия личности исполнителя.
—Как справляются с произведениями Шопена представители молодых фортепианных школ — японской, например? Что показывают польские пианисты?
—Фортепианные школы ряда стран, в том числе Японии, еще настолько молоды, что не обнаруживают творческой самостоятельности. Польские пианисты выступали в Париже с циклом концертов из произведений Шопена в 1949 году, сразу после первого послевоенного шопеновского конкурса. Я посетил все пять концертов цикла. Осталось впечатление академической, эмоционально сдержанной трактовки, как типичной для польской школы. Лонг тогда заметила: нужно обрести то, что было потеряно. Вероятно, она имела в виду упадок польской культуры в годы оккупации страны.
—Вы считаете себя в интерпретации Шопена представителем школы Лонг?
—Я вырос в Софии. Обучался в Берлине у Карла Мартинсена, затем в Париже, где живу с 1947 года, не порывая связей — личных и творческих — со своей родиной, выступая там постоянно с концертами. Часть года я провожу в Софии, в Варне. Интерпретации Шопена меня учила Лонг, вся художественная атмосфера Франции, которая поныне, как и Польша, остается страной Шопена.