Когда-нибудь поймут, что именно сделало столь великим этого великого художника: то, что он был тружеником, ничего не желавшим так страстно, как войти полностью и всеми своими силами в низкое и жесткое бытие своего инструмента.Когда-нибудь поймут, что именно сделало столь великим этого великого художника: то, что он был тружеником, ничего не желавшим так страстно, как войти полностью и всеми своими силами в низкое и жесткое бытие своего инструмента. В этом заключалось своего рода отречение от жизни; однако именно благодаря этому своему терпению он добился, что мир сам пришел к его инструменту.

Райнер Мария Рильке. «Роден»

Примерно с середины 40-х годов имя «Святослав Рихтер» становится известным практически каждому человеку в СССР, для которого музыка, в частности музыка фортепианная, что-то значила в жизни. Наверное, немало людей могут вспомнить, что их первое приобщение к большой музыке началось с этого имени или как-то связано с ним. Привлекает уже само звучание: Святослав Рихтер — раз услышав, сразу запомнишь, не спутаешь с другим. Естественное для русского уха и русского ума прибавление отчества привносит оттенок доверительности: одна старушка из Тарусы, помнившая Рихтера с тех времен, когда он проводил летние месяцы на берегу Оки (о чем у Паустовского есть рассказ — «Избушка в лесу»), называла его «Трофимычем».

Святослав Теофилович Рихтер: ухо музыкальное сразу уловит в этом сочетании и аллитеративное богатство, и энергичную краткость фамилии, подчеркнутую двумя повелительными «р» — мужское «con forza» — после мягкой долгозвучной переливчатости двух первых составляющих.

Родители словно «угадали» судьбу, дав сыну одно из прекраснейших русских имен, в котором древность сочетается с редкостью, а красота, идущая от смысловой первоосновы,— с общепонятностью и общезначимостью. Именно таково рихтеровское
искусство, его образ (Gestalt), воплощающий в себе, по словам одного из критиков, нечто «словно извечно существовавшее, но одновременно неожиданное, небывалое». Таков и образ рихте-ровского бытия в миру: святость славы — в ее неискании, в уклонении, отрешении от всего мирского, что ей сопутствует; добровольно возлагаемая им на себя нравственная аскеза неотделима от душевного уединения, окружающего его искусство ореолом божественности и любви.

«Любовь» и «Бог» прочитываются в рихтеровском отчестве, восходящем к древнегреческому языку и миру. Имя Теофил встречается в разных странах Европы, не редкость оно и в России, хотя нам более привычна русифицированная версия этого двойного корня, переходящая в фамилии: Боголюбов, Боголюбский. Наконец, и в фамилии Рихтер — своя скрытая символика и тоже некий знак, если и не для него самого, то для многих, его слушавших.

Фамилия, заметим, весьма распространенная (как в Германии, так и в славянских странах — Чехии, Польше), о чем можно судить хотя бы по тому, что только среди музыкантов, ее носивших, — два дирижера с мировой известностью, несколько композиторов, пианистов и представителей иных родов музыкальной деятельности. Словом, фамилия — после фамилии Бах — едва ли не наиболее часто встречающаяся в музыкальных словарях и справочниках.

Но дело не только в музыкально-родовой, фамильной преемственности. Слово Рихтер по-немецки значит «судья». Невольно на ум приходит простая связка: судьба — суждение — суд. Одновременно, если прислушаться к тому, как сам Святослав Теофилович определяет свое музыкальное назначение, то придется признать, что ему следовало бы, скорее, носить фамилию Кнехт, которую Герман Гессе дал главному герою главной своей книги, ибо Кнехт (Knecht) есть Слуга («Я слуга музыки», говорит Рихтер).

Но не все так просто. По смыслу, судья есть слуга закона — на всех языках, однако в языке законопослушного немецкого народа слово Richter по существу синонимично нашему «судья правый». Отсюда дополнительный смысл глагола richten — направлять: судить верно, по справедливости. И в этом плане фамилия Richter воспринимается уже как абсолютно «правильная»: он и Слуга, он и Судья; для нас, слушающих у него незнакомое или малознакомое произведение, его прочтение оказывается высшим и правым судом — не осуждающим, но дающим нашему пониманию верное направление — в сторону истины: нет «невеликой» музыки, нужно только честно (rechtschaft) ее играть и правильно (richtig) слушать.