Становление композитора. Новые друзья

Участие в летних маневрах было очень полезно для физического развития Цезаря, воспитывало в нем силу и выносливость, так не хватавших ему в детствеУчастие в летних маневрах было очень полезно для физического развития Цезаря, воспитывало в нем силу и выносливость, так не хватавших ему в детстве. Помимо этого, лагерные учения формировали у кондукторов чувство товарищества, так как установка понтонных переправ требовала от них коллективных действий. «На каждый понтон,— вспоминал Крылов,— полагалось 8 человек, и каждая такая маленькая команда взапуски спешила первой собрать свой понтон и спустить его на воду; в три-четыре минуты понтоны были готовы, плыли по воде, становились в ряд на якорях, и минут через пять-шесть мост уже был готов».
В 1855 году, в возрасте двадцати лет, Цезарь Кюи успешно закончил Инженерное училище и 11 июня он был произведен из портупей-юнкеров (им он стал 31 декабря 1854 года) в полевые инженеры прапорщиком «с оставлением при училище для продолжения курса наук в нижнем офицерском классе».
С этого времени начался новый период в жизни Цезаря. Теперь он мог жить на частной квартире, а не в училище, в котором провел четыре года. Но, пожалуй, самое главное, Кюи все свое свободное время стал отдавать любимому увлечению — музыке.
Поступив в офицерские классы, преобразованные в 1855 году после смерти Николая I в Николаевскую инженерную академию, Кюи поселился вместе со своим старшим братом, художником Наполеоном Антоновичем на Галерной (ныне Красной) улице. Наполеон был старше Цезаря на 13 лет, однако все еще учился в Академии художеств и к тому времени получил звание неклассного художника по портретной живописи. Другой брат, Александр (он был на год моложе Наполеона), также учился в Академии художеств, но на архитектурном отделении и жил отдельно от братьев.
Цезарь и Наполеон снимали две комнаты в маленьком пансионе. Хозяйка не только сдавала меблированные комнаты, но за дополнительную плату и кормила своих жильцов. Соседом братьев Кюи оказался ученик Академии художеств Григорий Мясоедов, ставший впоследствии известным живописцем, одним из организаторов «Товарищества передвижников». И другие обитатели этого пансиона были связаны с искусством. Один из них был пианистом, другой — по специальности архитектор — умел играть на скрипке. По воспоминаниям В. А. Крылова, «все они в часы досуга собирались вместе, музицировали, спорили, разговаривали об искусстве».
В это время Цезарь особенно сблизился с Виктором Крыловым. «Мы сходились ежедневно,— писал об этом времени Крылов,— урывками в перемене, между двумя лекциями, иногда захватывая добрую долю самой лекции, прохаживаясь по коридору, разговаривая о музыке, о литературе, а главное, о театре». Крылов, уроженец Москвы,
был тремя годами моложе Кюи и окончил академию на два года позже Цезаря.
Друзья часто вместе бывали в Мариинском театре на спектаклях русской оперной труппы. Они прослушали весь ее репертуар; после спектаклей, полные впечатлений, шли домой к Цезарю, жившему недалеко от театра, и почти всю ночь взволнованно обсуждали услышанную музыку. В эти бессонные, но счастливые ночи Цезарь часто садился за фортепиано и наигрывал мелодии из наиболее полюбившихся опер: из «Жизни за царя» Глинки, арию Макса из «Волшебного стрелка» Вебера.
Из-за недостатка средств друзья вели очень скромный образ жизни. «Мы оба,— писал впоследствии Крылов,— всегда были, так сказать, людьми порядка; мы умели так жить, что, получая по триста рублей жалованья в год, мы не только сами никогда не имели долгов, но еще часто ссужали деньгами товарищей. Нам просто не было свойственно тратить два рубля, когда в кармане было всего рубль. …Наша житейская обстановка была донельзя скромна: Кюи любил пить чай с вареньем, которое по тогдашним средствам он покупал в лавочке; это было единственным нашим гастрономическим угощением. Мы ни разу не кутнули каким-нибудь обедом или ужином в дорогом ресторане».
Деньги, которые удавалось сэкономить, Кюи и Крылов тратили на приобретение театральных билетов, копий с понравившихся картин (на подлинники денег, естественно, быть не могло). «Кюи как-то очень понравилась хранящаяся в Академии художеств копия с картины Мурильо: женщина с ребенком,— вспоминал Крылов,— и, несмотря на свои более чем скудные средства, четыре месяца он платил хозяйке за обеды художника Мясоедова, который за то написал ему копию с этой картины».

 

Статьи

<