Я. Эккер о Шопене

Я. Эккер о ШопенеКаким является в моем представлении Шопен? Вопрос в первый момент кажется простым и ясным. Но, задумавшись над его сущностью, обнаруживаешь, что ответить на него очень трудно вследствие заключенного в этом вопросе понятия — «музыка», или более точно — «музыка Шопена» Трудность в том, что нельзя говорить логично об искусстве, которое исходи! из самых глубоких, подсознательных побуждений психики автора и попадает в те же духовные сферы слушателя, минуя таким образом, почти полностью, власть интеллекта. И так как музыка Шопена в самом подлинном смысле этого слова только «музыка», трудность определения ее словами возрастает.
Ответить на поставленный вопрос можно двояко: с точки зрения влияния на меня музыки Шопена — в форме обширной, подробной, тщательно продуманной автобиографии, или в форме кратких заметок вскользь, в общих чертах.
Удивительно, какую большую роль может сыграть человек, с которым ты не был знаком, который жил в другую эпоху, в другой среде, который оставил только несколько сот страниц, заполненных нотными знаками, в жизни другого человека, в другое время, в совершенно других условиях.
Шопен оказывает на меня всестороннее влияние. Я не говорю здесь о воздействии истории его жизни, меня интересует только влияние, оказываемое его творчеством.
Музыка Шопена дает мне исходную точку для решения важных проблем, о которых каждый мыслящий человек раньше или позже задумывается и к которым, даже не будучи в состоянии их решить, он стремится найти подход.
Перечислю некоторые из них Индивидуальность и коллектив.
Содержанием и значимостью своих произведений Шопен, как мне кажется, заполняет расстояние между моим собственным «я» и большим человеческим коллективом. Постараюсь пояснить это практически. Я могу играть произведения Шопена «для себя» и в интимном музицировании найти полное удовлетворение. Но могу играть это же произведение в большом концертном зале, чувствуя и даже зная совершенно точно, что устанавливаю непосредственную связь как с каждым слушателем в отдельности, так и с самой широкой аудиторией. Полагаю, что каждое произведение Шопена заключает в себе в той или иной степени потенциально обе возможности. Не утверждаю, что каждое в равной мере. Некоторые произведения, например ноктюрны, мазурки, прелюдии, дают мне глубочайшие музыкальные переживания, когда я являюсь своим собственным слушателем; другие, например полонезы, этюды, сонаты, содержат такую эмоциональную нагрузку, что она вызывает потребность поделиться ею с возможно большим количеством слушателей. Наконец, бывают случаи особые, довольно редкие в жизни каждого артиста, кульминационные моменты исполнительского искусства, когда артист целиком и полностью находит себя на эстраде. Тогда происходит кажущееся парадоксальным соединение двух крайностей: чем больше артист сконцентрирован в своем собственном «я», тем сильнее и глубже воздействие на слушателей.
Если мне и дано было когда-либо испытать это редкое состояние на эстраде, оно приходило, когда я играл Шопена.
Другая проблема — национальность и человечество — является, собственно, расширением первой. Шопен, как известно, сделал польскую народную музыку близкой и понятной всему миру. Своим творчеством он разрешил вопрос в самом глубоком смысле. Его суть можно выразить следующими простыми словами: чем больше я поляк, тем больше я гражданин мира.
Музыка Шопена оказывает влияние и на другие проблемы мировоззрения. Возьмем, например, проблему мгновения и вечности. Шопен в своих произведениях, несомненно, романтик, выразивший свою эпоху. Однако он и классик в смысле совершенства форм своих творений, Он также и экспрессионист, потому что передает слушателю свои самые глубокие внутренние переживания\’. Если же рассматривать новаторство Шопена в области мелодики, формы, гармонии вплоть до отхода от тональности, то обнаружится художник, близкий образу мышления композиторов XX столетия. Быть может, в этой всесторонности Шопена и заключается непреходящая ценность его музыки.
Целью исполнителя его произведений является сач мое добросовестное проникновение именно в эту непреходящую ценность. Внешняя печать его эпохи должна уйти на задний план. Я полагаю, что манерность в интерпретации произведений Шопена, особенно в конце XIX столетия, объяснялась подражанием несущественным чертам музыки его эпохи.
Богатство творчества Шопена почти полностью удовлетворяет мои музыкальные запросы как пианиста. Вместе с тем оно заставляет меня с еще большим интересом обращаться к музыке предшественников Шопена — Баха, Моцарта, и к музыке, которую он предвосхитил, к современной музыке.
Шопен своими сочинениями помог мне решить и извечную проблему отношения материи к духу.
Материя в его творчестве —- рояль как мертвый инструмент, а дух — изобретательность гения. Вникая в фортепианную фактуру произведений Шопена, я не раз задумывался над тем, вдохновляли ли пальцы его разум или же его интеллектуальная изобретательность так блестяще реализовала возможности пальцев?
Шопен близок мне большим масштабом чувств и настроений. Я нахожу в нем глубокий трагизм, печаль, меланхолию, безмятежность, изящную веселость и «бриллиантовое» остроумие, прекрасную, чистую радость. В каком бы настроении я в данный момент ни находился, всегда в каком-либо сочинении Шопена я могу найти музыку, отвечающую этому настроению.
Итак, я отдаю себе отчет: Шопен, как глубокая личность, помогает мне в разрешении мировоззренческих проблем; как музыкант, является образцом творца и пианиста; как человек из плоти и крови, он мне особенно близок. Не пытаюсь объяснить воздействия Шопена на мою личность. Не знаю, может ли оно быть объяснено. Констатирую только факт. Подчеркиваю его «удивительность». Говорю о наличии его в моей жизни,
Актуальность музыки Шопена.
Шопен актуален во всем мире прежде всего как образец идеальной творческой композиторской личности. Принимая его как образец, мы, конечно, должны подражать его подходу к творчеству, а не результатам творчества, что делают слабые музыкальные натуры, копирующие его мелодические или гармонические приемы.
Личность Шопена характеризует прежде всего смелость. Он не боялся писать то, что в его понимании представляло ценность, пусть это было обращение к старым музыкальным образцам, на которых он вырос (Бах, Моцарт), или же опережало эпоху на сто лет, вызывая протесты и возражения современников.
Другая черта — искренность. Шопен не стыдился выражать свои чувства данного момента, однако он никогда не бывал многословным.
Говоря о классической проблеме содержания и формы в музыке Шопена, недостаточно сказать об идеальном равновесии между двумя элементами. Шопен в своих произведениях доказал, что эти две абстракции являются нашим вымыслом. В композициях Шопена мы можем просто поставить знак равенства между двумя понятиями и констатировать, что они являются в совокупности чистой музыкой.
Шопен всегда актуален для польского народа. Всем известно изречение: человек не знает самого себя. Оно может быть отнесено и к народу. Помочь народу познать себя с помощью логических рассуждений — путь трудный, извилистый. Музыка попадает непосредственно в самые глубины человека, в особенности музыка Шопена, столь близкая всем. Мне кажется, она может быть ключом интроспективного познания польским народом своей сущности.

 

Статьи

<