Трудно сказать, когда вошел в мое сознание, в мое мироощущение Шопен. Уже в раннем детстве музыка его изумила и очаровала меня. И это очарование осталось навсегда. Самые первые детские впечатления от музыки Шопена создали ощущение прекрасного, бесконечного. Я «запоем» учил его произведения, много думал о них. В программу моего первого концерта, весною 1928 года, вошли шопеновские Вариации соч. 12 и три этюда из соч. 10.
Ни один из великих композиторов не казался мне такой прекрасной и манящей загадкой. Только услышав произведения Шопена в исполнении больших художников, я начал понимать, что так властно привлекло меня еще на заре моего музыкального сознания. Сочетание беспредельного совершенства конструктивной формы с поразительной свободой речи Незыблемые классические основы и свежесть, самобытность мелодического и гармонического языка. Поэтический лаконизм или, точнее, «емкость» его миниатюр (этюды, прелюдии, мазурки, вальсы) и при этом — энциклопедический охват всего многообразия человеческих переживаний. По сравнению со своими великими предшественниками и современниками, авторами десятков симфоний, инструментальных и камерных сочинений, Шопен написал, как будто, немного. Но как много он сказал! Он умел передать все, что видел и пережил, — от могучих раскатов революционных страстей до едва ощутимых оттенков человеческой мечты
Загадочны и прекрасны противоречия его гения: значительность, «маэаозность» (обратите внимание на авторские ремарки к Сонате си минор, Полонезу ля-бемоль мажор, Концерту фа минор: везде Maestoso!)_ и одновременно застенчивость, высшая скромность; сильная страсть и ясное самообладание; ослепительная яркость воображения и твердая смелость руки; изысканная утонченность и полное отсутствие искусственности…
Я слышал многих выдающихся исполнителей Шопена. Все они, каждый по-своему, прекрасно играли и играют произведения великого композитора. Но на меня, на мое исполнительское и художественное осознание Шопена особенно большое влияние оказали два пианиста — В Софроницкий и Э Гроссман.
Чем пленил меня Софроницкий? При строгой, чеканной отточенности формы, его игра вдохновенно импровизационна. Музыка под его пальцами каждый раз как бы заново рождается, одухотворенная и трепетная. Я вспоминаю его шопеновские клавирабенды. Баркарола, ноктюрны, особенно фа-мажорный, баллады. Гордое, свежее, очищенное от пыли и штампов искусство. Соната си минор — мужественность и необычайная пластичность исполнения. Вальсы и мазурки — подлинное изящество, как действенное отрицание салонной изнеженности А можно ли забыть титанический поединок стихийного духа и суровой воли, столь потрясающий в си-бемоль-минорной прелюдии, когда ее играет Софроницкий? Это художник точных и возвышенных намерений
и страстною творческого их воплощения. Он многое открыл и объяснил мне в Шопене еще в годы моей юности.
В 1932 году, поступив в аспирантуру Московской консерватории, я познакомился с Э. Гроссманом, тонким и проникновенным исполнителем Шопена. Он с редкой поэтичностью раскрывал гармонию шопеновских сочинений. Его музыкальная речь была чиста и правдива. Богатство звуковых характеристик и интонаций передавало глубину шопеновского гения, а любовная опека над каждым узором, мелодией и арабеской доносила до слушателя тончайшие оттенки мыслей и чувств композитора. Пианист угадывал интимное слияние шопеновской музыки с природой (Экспромт фа-диез мажор). Юношеским порывом было окрылено исполнение Скерцо ми мажор. Замечательная интуиция помогла артисту раскрыть необычайное умение Шопена отобразить в одном произведении (Соната си минор, Фантазия фа минор) весь цикл жизни человека. Пленительная напевность звука приводила почти к вокальному выражению шопеновской музыки. Благородное и высокое искусство Э Гроссмана покоряло и глубоко впечатляло, хотя артист никогда не прибегал ни к каким формам эстрадного «диктата»
Тесное общение с Э. Гроссманом было важным этаном в. моей жизни. Именно в тот период я стал готовиться к Третьему международному конкурсу имени Шопена (1937 год). Это соревнование было сложным и трудным. Монографический его характер требовал цельности художественных убеждений. Я стремился как можно ближе сродниться с композитором, услышать и передать родство, быть может, спорное, но для меня живое и несомненное, творений Шопена с произведениями смежных искусств. Я чувствовал поэтическую близость Третьего скерцо и стихотворения Пушкина «Воспоминание»: «Когда для смертного умолкнет шумный день» (особенно последние восемь строк) . Этюды №№ 12, 23, 24 напоминают о героических полотнах Делакруа. Прелюдия си-бемоль минор вызывала в моем воображении пламенную стремительность скачек на картинах Жерико. А как близка Прелюдия фа-диез минор настроению тютчевских стихов «О чем ты воешь, ветер ночной, о чем так сетуешь безумно?»!
Многие мазурки и прелюдии словно перекликались с крымскими сонетами Мицкевича, о которых Пушкин писал: «Под сенью гор Тавриды отдаленной Певец Литвы в размер его стесненный Свои мечты мгновенно заключал…»
Недвижимость Праги
Последние годы большим спросом пользуется недвижимость в Чехии и в Праге, особенно. Чехия вошла в Еврозону и инвестиции в недвижимость стали еще привлекательнее. Вы можете узнать цены на жилые дома в Праге от www.Karlovy-Vary.ru. Наше агенство всегда к вашим услугам!